Время для жизни [СИ] - taramans

Елена принюхалась к нему:

— Да что же такое! Все равно пахнет!

— Может… рубашка?

— Все! Отстань от меня! И руки убери!

Но Косов не убрал рук. Он с силой прижал женщину к себе и поцеловал ее. Долго. Поначалу сильное ее сопротивление стало уменьшаться… уменьшаться… стихать… И вот уже она сама его обнимает и целует.

— Сволочь же ты… Ванечка! Тут ждешь, ждешь его… А он каких-то малолеток дерет!

— Ошибся… не удержался.

«Сознаю свою вину. Меру. Степень. Глубину.

И прошу меня отправить на текущую войну!

Нет войны? Я все приму! Ссылку, каторгу, тюрьму…

Но желательно в июле, и желательно в Крыму!».

Завадская фыркнула ему в ухо:

— Скотина! Талантливая…

Он собирался углубить раскаяние, делом доказать свое исправление… Но тут за стенкой… что-то зашуршало и даже негромко… брякнуло. Косов был готов поклясться, что это была дужка ведра.

«Вот как? Это что же… Танечка уже отошла от испуга? Или и не пугалась вовсе? Играла так? Какой талант пропадает!».

Он продолжил ласкать подругу, и даже юбку уже немного приподнял, но… на ушко ей, совсем тихо:

— Ты только… не кричи, и не говори ничего громко, хорошо?

Заинтригованная Елена, отодвинулась удивленно и кивнула. Он снова стал ее целовать, и приподнимать юбку, наглаживая по ногам, а сам, в перерывах между поцелуями, шептал:

— Тут в стене… дырочка есть. Кое кто признался… что подглядывал, как мы… тогда с тобой… И, говорит, так ей понравилось увиденное, что она так завидовала тебе… что не удержалась.

Завадская, к счастью, оправдала его ожидания, и вовсе не стала возмущаться, хотя была очень удивлена. Продолжая отвечать на его поцелуи, поощряя его руки, сама наглаживала его… ниже пояса. Дослушала, а потом не удержалась и фыркнув, расхохоталась!

— Ой… не могу! Что, правда, что ли? Вот же… нахалка! Так… ну-ка постой, дружок. Танька, сучка! — уже довольно громко.

За стенкой было тихо. Мышка затаилась.

— Танька! Не зли меня! Ну-ка, отзовись!

«А в ответ — тишина!».

Елена приблизила губы к его уху:

— Может тебе показалось? Может там нет никого?

— Нет… шорохи были и… брякнуло потом…

— Танька! Слышишь меня! Хуже будет!

Шорох раздался снова…

— Не вздумай убегать! Я знаю, что ты здесь! А ну-ка… нахалка! Иди сюда!

Послышался отчетливый бряк, потом снова шорох.

— Иди сюда… я сказала!

Снова шорох. Потом чуть слышно скрипнула дверь склада, и в узкую щелку «просочилась» балеринка. Встала у двери, понурилась. Но кинула взгляд на Косова, и губы чуть шевельнулись: «Предатель!».

«Вот дурочка! Я ж наоборот — вытаскиваю ее!».

В ответ он незаметно подмигнул Тане.

— Ты, Танечка, я вижу совсем обнаглела. Помогаешь тебе… помогаешь. А ты… вон — подглядываешь. А еще и мужчину моего с толку сбивать решила?

— Да… я… я же… я только разок… попробовать. Леночка Георгивна! Ну что я… не понимаю, что ли… как Вы ко мне! Все я понимаю… Я же только…

И балеринка заплакала.

У Косова сжалось сердце — «Ну жалко же ее! Ой как жалко! Как котенка!».

— Лен! — начал он.

Завадская подняла руку, призывая молчать.

«Ну что… помолчим… Педагогический процесс, значит. Я же не знаю, всех этих местных «заморочек».

Но и просто стоять, смотреть, как девчонка рыдает, ему было не по себе.

— Лен! — позвал он шёпотом.

Завадская раздраженно посмотрела на него.

— Юбку поправь! — и глазами показал вниз.

Узкая юбка, после окончания воздействия на нее, вниз опадать не спешила. Зацепилась, видно, на край чулок… или за пояс…

Елена глянула вниз. Ага… ну до середины бедер ножки открыты. Даже повыше. Она прикрыла одной рукой рот, явно скрывая смех, а другой — одернула непослушную ткань.

— Так… хватит «нюнить»! — Завадская снова «натянула» на лицо маску Королевы, — умела напакостить, умей и отвечать!

Девчонка закивала, продолжая всхлипывать, закрывая лицо руками.

— Ладно… Умойся вон… соперница малолетняя!

Одними губами Косов прошептал Елене: «Жалко!». Она в ответ погрозила ему кулачком, сделав страшное лицо. Он поднял руки: «Сдаюсь и не вмешиваюсь!».

Девчонка вышла, утирая мордашку.

— Ну и что мне с тобой делать? — «какой знакомый вопрос!».

Елена как-то по-бабьи подперла рукой подбородок.

— Так! Сделаем так! А отдам-ка я тебя Маргарите, на воспитание!

«Ой!»

Что это будет за воспитание, Косов не знал, но предполагал, что легко Таньке не будет.

— Решено! А сейчас… чаю хочу! Если уж так вышло…, - Лена принялась ставить чайник на спиртовку, — садись, чего стоишь-то… мелкая развратница!

Они пили чай практически в тишине. Таня сидела мышкой, прихлебывала чай, по крошке «клевала» печенье.

— Елена Георгиевна! — тихонько прошептала девчонка, — Мне на репетицию пора…

— Ну… иди! Хотя… стой! Ну-ка повернись? Ну да, как я и думала! — Лена покрутила Таньку из стороны в сторону, — Трико переодеть надо, вертихвостка! Ай-ай-ай! И не стыдно?

Да, на трико… на самом интересно месте были явно видны… влажные пятна.

— Вот! Чистое. И твой размер. Ах, да! Вот… трусы еще. Тоже чистые. Потом постираешь и вернешь, ясно! — Елена взяла из какого свертка на полке требуемое и передала девчонке.

Таня молча кивнула.

— Чего стоишь? Переодевайся! Косов! А ты чего здесь стоишь? Выйди, потом зайдешь! Или… не насмотрелся еще?

Иван вышел. Уже в дверях увидел короткий лукавый взгляд девчонки, брошенный на него искоса.

«Ай, актриса! Ай, лиса! Ну да… тут, похоже, такое «кубло», что без этого — никак!».

Когда девчонка вышла, сопровождаемая Завадской, опять кинула косой взгляд на Ивана. И губки чуть изогнулись в тщательно скрываемой улыбке.

«Не-не-не! Я на такое больше не поведусь!».

— Так. И вот, что еще… Если услышу, что кому-то рассказываешь… Берегись! Шутить уже не буду!

«Какая грозная Елена Георгиевна! И сдается мне, не выдержит Танька, проболтается своим подружкам! Ну как же — такое приключение, да не рассказать?! Да и пусть!».

Елена, проводив взглядом балерину, уже улыбаясь, кивнула Ивану:

— Заходи уже!

Он попытался снова начать приставать, но она мягко отстранила его:

— Вань! У меня к тебе предложение… А давай ко мне пойдем? В комфорте… пообщаемся. Ты как со временем?

— Только за! Я же не врал, когда говорил, что к тебе шел. Что соскучился.

— Вот и славно! Сейчас я в костюмерную заскочу, посмотрю — что там и как? Указания раздам и пойдем!

Потом сама прильнула к нему:

— Я тоже очень соскучилась! Очень! Вот пока целовались… сама потекла вся. Как эта сучка малолетняя.

— Слушай! А почему малолетняя? Она сказала, что ей восемнадцать уже!

— Кому? Таньке? Да ну… Я, конечно, не знаю